 |
| Виктор Ефимович Гродзинский и Лидия Платоновна Вакулюк. 1945 год. |
За короткое время после мартовских писем в жизни моих родителей произошли важные изменения - они решили связать свои судьбы, мама решилась покинуть любимую Москву и уехать за папой в неведомую Латвию.
Летом 1944 года папа был назначен начальником Управления химико-фармацевтической промышленности Наркомздрава Латвийской ССР. Члены управления входили в так называемую правительственную группу, которая следовала за линией фронта по мере приближения советской армии к Риге. В это время боевые действия уже велись на территории Латвии: 23 июля была занята Лудза, 27 июля - Резекне и Даугавпилс. В Ригу вошли 13 октября. Само правительство ЛССР - Совнарком во главе с Вилисом Лацисом - находилось в Москве. Наркомздрав, или Народный комиссариат здравоохранения, - так до 1946 года называлось Министерство здравоохранения, во главе всех комиссариатов стоял Совнарком, впоследствии Совет Министров.
Группа выехала из Москвы в конце июля 1944 года. Мама тоже была включена в нее, но так как они с папой еще не были расписаны, ей надо было получить направление отдельно. Она присоединилась к группе в Двинске (Даугавпилсе). Через какое-то время им вновь пришлось расстаться, так как папа вылетел в Москву в командировку.
При любой оказии старались передать друг другу весточку. Эти письма, также как и мартовские, погружают нас в то далекое военное время - опустошенные города, питание по карточкам, одежда и обувь, распределявшиеся по спискам, военные письма-треугольники со штампом "просмотрено".
В письмах мелькает много фамилий. Среди них врач Михаил Йоффе - зам.наркома здравоохранения ЛССР, после войны доцент Рижского мединститута; химик Г.М.Вассерман - начальник Главного аптечного управления - ГАПУ, после войны зав.кафедрой Рижского мединститута; художник Б.Л.Данненгирш. Интересно, что в состав правительственной группы входили также певцы латвийской оперы Александр Дашков, его жена Эльфрида Пакуле, Леонид Заходник.
 |
| Письмо складывалось треугольником и отправлялось без конверта. |
Письма сопровождаются мамиными комментариями.
[В квадратных скобках - мои комментарии].
В конце июля 1944 года Витя, в составе Наркомздравовского коллектива, выехал по направлению в Латвию, в первой правительственной группе, следовавшей за линией фронта.
№ 7
из Пустошки в Москву
Москва, Полуэктов пер. д.6 кв.8
Л.П. Вакулюк
9.VIII. 44 [вт.],
получено 22. VIII.44 [ср.]
Лидок, дорогая!
Только что отправил тебе открытку, но во–первых – она меня не удовлетворила; во–вторых – «нельзя знать» дойдёт ли она, так как отправил я её через третьи руки; в–третьих – на остановке легче писать, а отправлю вероятно уже на следующей остановке, так что может выйти, что получишь ты это письмо на день позже.
10 авг. 1944. [продолжение]
Вчера не вышло закончить письмо. Подвинулись мы за этот день мало. Стоим сейчас в Пустошке и на месте назначения рассчитываем быть лишь 15–го. С одной стороны я этим даже доволен – к приезду успею поправиться и отдохнуть от болезни. Ты представить себе не можешь до чего пусты эти места. Здесь, напр. в Пустошке, все здания снесены под фундамент, водонапорная башня опрокинута, людей нет. Ты знаешь обычный рынок около станций; здесь нет его – нет людей около станций.
Наш Наркомздравский коллектив оказался очень не дружным. Держатся в одиночку, или очень маленькими группками. У меня как будто установились со всеми хорошие, даже тёплые, отношения, но когда я заболел, они проявили так мало интереса, что я на них обижен. Очевидно ничего предпринять в отношении командировки я не сумею до приезда на место. Оттуда немедленно тебе буду телеграфировать. Если к тому времени у тебя с поездкой ничего не выйдет, и моя телеграмма будет отрицательна, значит сразу же иди к Ганзен и проси о скорейшем направлении в Латвию, а я со своей стороны буду телеграфировать ей.
У меня к тебе ещё одно поручение: возьми у Моисея Ефимовича или у Миллер все выпущенные листовки и друг. информ. материал. Получи у Штиглиц отношение на бланке НКЗдрава. Баргайс подпишет.
Лю! Я закрываю глаза и стараюсь заглянуть к тебе за шкаф. Странная операция, не правда ли? И результат ещё странней, но об этом я тебе расскажу, когда увидимся (я наметил себе срок 1 октября). Сейчас надо себя держать в руках. Всё же на прощание целую тебя так же крепко и сладко, как делал это 10 дней тому назад.
Любящий тебя, твой Витя.
[Прошло много лет. В советское время в Москву ездили часто, но мало кто замечал ж.д. станцию Пустошка, которая находится на полпути между Ригой и Москвой. Скорые поезда пролетали мимо нее ночью, не останавливаясь, однако, не только папа, но и мы с сестрой всегда ждали эту станцию и боялись ее пропустить, помня папин рассказ о картине опустошенной Пустошки 1944 года].
№ 8
Люцин [Лудза] - Москва
17 авг. 1944 [чт.]
Моя любимая!
Пользуюсь случаем отправить тебе привет и плитку шоколада. Вчера через Бою [Борух (Бойка) Беркович - муж папиной сестры Веры] получил наконец от тебя весточку. Полагаю, что и мои письма ты уже получила. Я уже на месте – в Люцине. Условия жизни тут неважные. У нас четыре комнаты, в которых помещается НКЗдрав. Тут мы спим, тут же и “работаем”, поскольку вообще мы работаем. Комнаты совершенно пустые, спим на полу, пишем на ящике. Сегодня рассчитываем достать стол и пару стульев. Нас кормят три раза в день. Очень вкусно, но недостаточно. Вчера меня накормила одна приятельница – она начальник госпиталя, расположенного тут. Через неё отправляю и это письмо. На рынке абсолютная пустота. Боюсь, что наш расчёт был не правилен. Пока что тут вообще нет возможности тратить деньги – местные жители ничего за деньги не продают. Вообще положение тут исключительно сложное. Ты не можешь себе представить, каких ужасов я тут наслышался! В Люцине осталось два живых еврея, в Режице столько же. Главное, что всё это проделано местными. Вчера я был в Режице. Я совершенно не мог себе представить ничего подобного. Больше 90% домов разрушено. Жителей 1 800 человек. В общем описывать всё это не стоит: это надо своими глазами видеть. Ведь я достаточно наслышался и о разрушенных зданиях, и о публичных домах, и т. д. , но, когда видишь своими глазами развалины домов, которые знал с детства, когда слышишь, что в публичный дом были помещены дочь такого–то и такого–то. Это впечатление не изгладится никогда.
Тебе спешить с приездом не следует: не хочется мне, чтобы ты валялась на полу. Взять с собой надо будет всё, что возможно: постельные принадлежности, включая тюфяки, посуду. Я уже предвижу, что в Риге будет такое же положение с этим, как здесь. Твоё решение ехать вместе со Штиглиц очень одобряю. Выясни на счёт одежды. Ты должна получить там в Москве. Письма пиши мне сюда до востребования, но лучше всего пользоваться оказией: теперь ведь едут часто.
Лида, любимая моя, письмо получилось очень сухое, но это просто потому, что я ещё полон впечатлений вчерашней поездки и пишу очень спешно: боюсь прозевать человека, который едет сегодня в Москву. Однако, скучаю я по тебе сильно и жду не дождусь твоего приезда.
До свиданья, любовь моя. Крепко целую, Витя.
P.S. Захвати с собой мою шапку.
Лида! Если ты считаешь удобным обратиться к Петру Ивановичу, помоги получить для госпиталя, о котором я тебе писал, 10 гр. фенамина. Передай Петру Ивановичу прилагаемый табак и извинись перед ним, что папирос мне не удалось достать. Если считаешь это неудобным, то достань хоть немного – таблеток 10-20 – лично для начальника.
Извини за нескладное письмо.
Целую тебя, дорогая!
Твой Витя
[Под № 9 мама поместила характеристику, выданную В.Е.Гродзинскому по окончании работы во ВНИХФИ. О ней будет речь в следующем посте].
№ 10
Я покинула любимую Москву и нахожусь в Даугавпилсе, в группе НКЗдрава. Витя улетел в Москву в командировку.
Двинск - Москва
17 го сентября [вс]
Дорогой Витя,
сейчас все ушли обедать, я сижу в ожидании работы. Давидсон, кажется, уехал. Скучно. Погода пасмурная, как-то ты долетел?
Вечером пойду в Горфо [финансовый отдел горисполкома], на инструктаж по удержанию налогов. Но всё это не то и не о том.
Дорогой мой, я мысленно следую всюду за тобой. Я хочу представить себе, как ты придёшь на Полуэктов, как войдёшь в пустую комнату, как будешь проводить вечера.
Да, вспомнила, что забыла тебе дать хотя бы маленькую «думочку» [маленькая подушечка]. Я так спешила с письмом к проф. Хавину, что забыла тебя попросить, чтобы ты не читал его. В нём нет ничего секретного, но мне неприятно будет, если ты его прочёл уже. Но, дорогой мой, ты ведь так быстро всё понимаешь, что тебе не нужно много объяснять. Вопрос этот меня очень волнует, но в силу совершенно необъяснимых причин, я свои самые заветные желания не могу произносить вслух. Ты, наверное, будешь улыбаться этому, но прошу тебя, не нужно этого касаться.
№ 11
Москва - Даугавпилс
20. IX. 44 [ср.]
Лида, любимая моя!
Как пусто без тебя в Москве! Комнату нашу Васса убрала исключительно, но я там почти не бываю – тоскливо там без тебя. Хотелось бы мне послушать, как ты встаёшь: если с песней, то всё в порядке. У меня как–то сердце не спокойно, что пришлось тебя оставить одну. Боюсь, что здесь дела затянутся: до сих пор нет извещения о переводе денег, и это связывает мне руки.
Приехал я домой в 8-м часу (тут уже темно в это время), оставил вещи в коридоре и пошёл к Вассе [Васса Васильевна Колпакова - мамина подруга]– оказалось, что она на «Акрихине». Сходил к Генкину и отправился ночевать к П.И.[Астраханцев]. На лестнице встретил А.Г. Он был, конечно, очень любезен, справлялся о тебе, просил передать привет. П.И. окончательно решил ехать в Ленинград. Следующую ночь ночевал у Шуры [сестра Виктора]. Юрка [племянник, сын сестры Веры] стал таким разбитным мальчишкой. Вера очень расстроена тем, что не удалось остаться в Москве. Ну о своих делах она сама тебе расскажет. В пятницу был у Вассы. Список аспирантов утверждён уже Гришаковой, так что, очевидно, всё будет в порядке. Однако, пока что её отправили на «Акрихин». Она приезжает только на субботу – воскресение. Очень занята. Картошку она уже выкопала и перевезла на себе. Это оказалось легче, чем ожидали – всего 6 мешков. Картошка мелкая. В этом году не оправдали себя огороды – за городом можно купить картошку по 5 руб. Васса скучает по тебе. Говорит, что когда после нашего отъезда пошла к нам на Полуэктов – сердце сжалось. Я условился в субботу ужинать у неё, но так как выяснилось, что Вера едет в понедельник, пришлось отложить на будущую субботу, я хочу получить билеты в театр.
Лидии Ивановне я посылочку занёс, но её не застал дома. Зайду на днях ещё раз. Она больше не работает. Привет Аустры Фёдоровны [она же Аустра Теодоровна] передал. Оказывается её сестра ещё не переехала из Кривандино, и Саша пока живёт один. Он на днях был в Москве, но до моего прихода. Постараюсь с ним увидаться. Эльзе Фёдоровне буду звонить. Программы т. Гриневич постарается достать, хотя это не легко.
Я был у Митерева [Г.А.Митерев - нарком здравоохранения СССР] и у Натрадзе [А.Г.Натрадзе — зам. наркома здравоохранения СССР по медико-санитарной промышленности]. Результаты не те, что я ожидал. Натрадзе категорически против каких-либо планов нового строительства и считает, что может идти речь лишь о восстановлении. Он был очень любезен, и я просидел у него чуть ли не час. Он дал очень подробные указания. В общем его план действий сводится к партизанству, но партизанству оформленному. О Скалабане он говорит «Зачем он вам? Что вы сами не справитесь?» Обещал полную помощь главка, сказал, что сам приедет. Советует захватить, что возможно: здания, оборудование, не разбирая много своё – чужое, но оформляя этот захват через совнарком, а тогда, – говорит, – посмотрим, что мы можем подбавить, и составим план.
Приходится кончать письмо. Надо идти в совнарком. Хотелось бы рассказать тебе всё. что делал эти дни, о чём думал, но оказывается, что материала слишком много.
До свиданья, Лю! Целую тебя крепко. Не скучай, но и не забывай меня. Мои мысли всегда полны тобой, что бы я не делал и о чём бы не думал. Ещё раз целую.
Твой Витя
P.S. Письма Гари Мих. [Гарри Михайлович Вассерман] я передал. Его сестра [Лея Михайловна Соломяк] хотела бы ехать с ребёнком в Латвию и ждёт его мнения. Ребёнок здоров. Я его видел спящим. Она выглядит хорошо. Спрашивала о родных, но я подробностей рассказывать не стал.
Поручения д–ра Якобсона [П.Я.Якобсон, дерматолог, после войны зав.кафедрой Рижского мединститута] я выполнил. Семья его проехала в Ленинград. Ему отправили несколько писем с оказией.
№ 12
Из Даугавпилса в Москву
2 го октября [пн.]
Дорогой Витя!
Завтра улетает в Москву Рапоппорт, потому пользуюсь случаем послать тебе несколько слов привета. Но ты можешь себе представить, как у нас трудно остаться вечером одной. Сейчас уже после 12 и только теперь все разбрелись по комнатам. Вечером был Виктор [Виктор Квасков - папин товарищ по антифашистскому кружку в конце 30-х годов], я дома с ним разговаривала. Грустно мне стало от этих разговоров. В Ригу он всё ещё не уехал, хотя давно уже сидит, если не на чемоданах, то на рюкзаке. Я ему отдала твой ранец, потому что все эти дни идёт дождь и ему не во что положить свои продукты. Поедут они, вероятно, в открытой машине. Аустра Теодоровна тоже ещё здесь. Кстати, когда мы простились с тобой, то на пути домой я встретила её. Она несла для тебя письмо, которое передала одному из оставшихся пассажиров (я не присутствовала) и которое ей было возвращено в Наркомпрос [Народный комиссариат просвещения]. Завтра она обещала снова принести его.
За это время я была два раза в театре – один раз слушала солистов, другой раз ансамбль. Дашков мне не понравился. Он исполнил арию Гремина из Евг. Он. и Застольную Бетховена. Совсем нет той глубины и проникновенности, которую мы привыкли чувствовать у наших солистов. Заходник даже блеснул, исполняя арию из Риголетто на итальянском языке. Его исполнение несравнимо культурнее, но на этот раз он был не в голосе. Больше мне понравилась его жена. У неё небольшой, но очень выразительный и приятный тембр голоса. Этот концерт я слушала с Аустрой Теод. Второй концерт слушала с Олгой [Янсон] и сопроваждал нас Давидсон. Ансамбль мне очень понравился, хотя исполняли они всё на латышском языке, но я получила большое удовольствие, слушая такую гармоничную согласованность голосов.
Была ещё один раз в кино. Были все «ГАПУ» [Главное аптечное управление], пришли к концу сеанса, смотрели «Воздушного извозчика». Смотреть и слушать очень трудно, так как невероятно искажаются голоса. Один вечер провела у Виктора. Познакомил он меня со своими сослуживцами – Сеней Сидорук – украинец, и Синициным. С «земляком» у меня сразу нашлись общие темы, но это так между прочим. А второй товарищ – большой друг Виктора – меня очень заинтересовал. Он 12 лет просидел в тюрьме и был приговорён к смертной казни через повешение. Он очень трагично, на поле боя, потерял свою любимую дочь. Я весь вечер на него с любопытством смотрела и слушала. Сейчас у Виктора довольно пессимистичное настроение. Он мрачно смотрит на будущую работу в условиях Латвии и подумывает о Советском Союзе. Слушая его, мне кажется наша страна светлым оазисом. Люди здесь угрюмые и чужие. На нас «пришельцев» они смотрят волком, и Гитлер достаточно поработал, чтобы подготовить их к этому. Но ты не думай, что я тоже кисну. Нет, я совершенно бодро и ясно смотрю на будущее. Я с любопытством взираю на всё новое, и я рука об руку с тобой пройду до конца этот путь. Сейчас почему-то вспомнила нашу прогулку по Двинску, когда мы возвращались домой после посещения Йоффе. Улица была пустая, разрушенная. Солнце уже закатилось. Было как-то холодно, неуютно. Ты подошёл и взял меня под руку. Я не могла не улыбнуться этому жесту, и мне сразу стало тепло и хорошо. Наше большое счастье в том, что мы так легко понимаем друг друга. Вчера было воскресение, и я почти весь день провела дома – расписывала вывески. Заходила Аустра, звала на открытие школ, но я так и не собралась.
С карточками на этот раз было много волнений – не всем дали даже столовую литер Б, не говоря уже о чём-то лучшем, как предполагалось в конце месяца. Получили карточки с 2-х разовым питанием и без хлеба. Гарри Мих. удалось кое-что сделать, но и теперь Фаня Абрамовна [жена Гарри Михайловича] и Спокойная остались без столовой литер Б. Гарри Мих. окружает меня большим вниманием. Сейчас я занята картотекой по складу. Давидсон ко мне приторно внимателен и всё время решает вопрос, что я «боюсь его или стесняюсь». Но не то и не другое. Откровенно сказать общество Андрея Григорьевича [А. Г. Малиенко-Подвысоцкий - градостроитель, после войны восстанавливал г. Пушкин] было куда интереснее. Кстати, передай привет ему, Петру Ивановичу [Астраханцев], Баю [Байчиков] и всем нашим друзьям, перечислять которых было бы очень длинно. Дорогую Вассёну я исключаю из этого списка. Я думаю, что ты её часто видишь, и она полностью в курсе нашей жизни. Сейчас я уже не в состоянии написать отдельное письмо, но я очень часто о ней думаю и скучаю. Таких друзей у меня в Латвии никогда не будет. Вчера в столовой познакомилась с женой и дочерью Бернгарда Львовича [Б.Л. Данненгирш - художник]. Мне показалось, что он несколько обескуражен их приездом. Несколько раз видела Борю [Борух (Бойка) Беркович - муж папиной сестры Веры], он всё ждёт известий из Москвы относительно своего будущего. Рапопорт просила меня сдать нашу комнату её хорошему знакомому. Я даже обещала ей в случае, если Вера приедет сюда, но сегодня решила, что комната должна быть свободна, на случай, если мы всё же вернёмся в Москву. Даже больше, буду просить Вассёну, чтобы она непременно выкопала часть нашей картошки, и пусть это будет наш « НЗ ».
Ну что же ещё, боюсь, что ты уже устал читать мои каракули, написанные огрызком карандаша.
Было бы очень хорошо, если ты найдешь время посетить сестру Гарри Мих. Её муж с нетерпением ждёт твоего возвращения с весточкой от них.
В магазине я получила сладкое – шоколад и конфеты, но боюсь, что к твоему приезду ничего не останется. Мои ботинки на последнем издыхании. Правда, Гарри Мих. уже составил список, что кому совершенно необходимо из одежды и обуви. Не знаю на сколько это реально, и, если да, то скоро ли это будет. Недавно мы получили по куску туалетного мыла и немного простого.
Как то ты там проводишь время в Москве? Гарри Мих. меня часто разыгрывает. Я с большим нетерпением жду твоего приезда, скучаю, люблю тебя и часто мысленно с тобой. Ты счастлив? Иногда мне кажется, что я в отношении своих чувств к тебе, бываю сдержанна. Я даже часто ловлю себя на этом. Может быть это результат латышского окружения?
Ну хватит, а то уже и мысли начинают путаться.
Странно, сейчас уже далеко за полночь, а с улицы доносится карканье птиц. Почему они волнуются или на юг собираются?
Привет Вере и Шуре. Юрочку поцелуй. Его папа очень соскучился и очень хочет его видеть.
Привет твоим тётушкам.
Буду ждать тебя после 5-го. Пришли всё же мне хоть маленькую весточку. Сейчас уже установлена телеграфная связь с Москвой для населения.
Целую тебя крепко и жду.
Лида
Привези с собой ланолиновый крем и не забудь корицу!
Олга передаёт тебе привет.
№ 13
Из Москвы в Двинск
4 октября 1944 [ср.]
Лидок, дорогая моя!
Вчера получил твоё письмо. Тепло стало на сердце. Очень жаль мне, что я не знал, что будет оказия, и не подготовил письма. Сейчас, когда товарищ уже уходит, сконцентрироваться, чтобы передать всё то, что накопилось на душе!
Очень скучаю по тебе. Целую.
Вера выехала в понедельник. Посылаю письмо Васёны и Милочки.
Витя
Заключительные комментарии мамы.
Рига была освобождена от фашистов в ночь с 13 на 14 октября 1944 года. Мы прибыли в Ригу из Даугавпилса поздно вечером 18 октября. Витя всё ещё был в Москве. Первую ночь мы провели в здании Горисполкома (бульвар Райня). [сейчас - это Министерство иностранных дел, в наши дни оно считается по улице Горького / Кр.Валдемара]. Далее я несколько дней провела с Бебой Кремер в её бывшей рижской квартире. [Муж Бебы в это время был на фронте, с папой они были знакомы по учебе в Латвийском университете, после войны Ю.Н.Кремер - профессор кафедры биохимии Рижского мединститута]. С приездом Вити мы переехали на ул. Шарлотес 17, где также разместилось Главное управление химико-фармацевтической промышленности, начальником которого был Витя. [После перепланировки улиц улица Шарлотес стала заканчиваться при слиянии с улицей Горького, и этот дом стал Горького 113. Мама вспоминала, что квартира была шикарной и там даже было неслыханное для нас устройство – биде].Новый 1945 год мы встречали большой компанией на Шарлотес. Среди всех был и Джо Эйдус, с которым Витя меня познакомил ещё в Москве, где он бывал у нас дома.Далее мы получили квартиру на ул. Дарзниецибас 9, кв.10. Потом эта улица была переименована, и наш адрес был – ул.Горького 87, кв.10. Здесь мы прожили около 35 лет.В начале 1945 года я поступила на работу в Центр. контр. лабораторию ГАПУ, а с 20 февраля была откомандирована в Москву, на курсы. Остановилась у себя дома в Полуэктовом переулке 6.В первой половине марта ко мне приехал Витя. Он был в командировке. Числа 20 марта мы вместе вернулись в Ригу. Война ещё не закончилась. [Через девять месяцев после мартовской встречи 1945 года в Москве на свет появилась Танечка].
