Родители

 

Виктор Гродзинский и Лидия Вакулюк. Москва, 1944 год. 

Рассказ о родителях я начну с того времени, когда они встретились. О том, что было до того, скажу лишь несколько слов. Мой папа - Виктор Ефимович Гродзинский - латвийский еврей, мама - Лидия Платоновна Вакулюк - украинка, выросшая на Дальнем Востоке (ее родители были переселенцами по столыпинской реформе, уехали с Украины в 1911 году, когда маме было два года). 

Познакомились мои папа и мама в Москве во время войны. Обоим было уже за 30, и оба они до того были в браке и пережили трагическую гибель своих супругов. Первый муж моей мамы - Юрий Николаевич Ментов - умер в сталинском лагере. Эдит Залкиндер, жена папы, погибла в рижском гетто. 

Виктор и Лида встретились во ВНИХФИ - Всесоюзном научно-исследовательском химико-фармацевтическом институте им. Серго Орджоникидзе. Мама была в это время секретарём директора института. Папа появился в институте в 1942 году, демобилизовавшись после тяжёлого ранения в голову. Он был почти слепой (острота зрения правого глаза составляла 0,02 диоптрии, левого – 0,2 , с коррекцией соответственно 0,2 и 0,3) и совершенно сломленный чередой обрушившихся на него несчастий. Его жена была директором еврейской школы “Эзра”, когда началась война, она была беременна. 27 июня 1941 года папа посадил Эдит на грузовик, раздобытый для эвакуации школы, а сам отправился из Риги пешком. Грузовик попал под бомбёжку, и водитель отказался ехать дальше. Выбраться из Риги Эдит не удалось. Папа же добрался до Чувашии и там в августе 1941 года вступил добровольцем в 201 Латвийскую дивизию. 21 декабря 1941 года в боях под Наро-Фоминском он был ранен в голову. Еще одной тяжелой утратой была смерть горячо им любимой мамы, она умерла в феврале 1942 года в эвакуации в Кирове, ей было 63 года. Помимо этого, когда Виктор спешно уходил из Риги, было очень жарко и он снял пиджак, в сутолоке он этот пиджак потерял, а в нем были все его документы, в том числе и диплом об окончании химического факультета Латвийского университета.

Вот каким увидела Виктора Лида Вакулюк в августе 1942 года. «Одет был тогда Витя как-то странно – в шинели, в обмотках, в большой шапке-ушанке. На общем фоне сотрудников института это отличало его. Но это впечатление тут же рассеивалось при его первом произнесённом слове». Направление во ВНИХФИ Виктору дал военкомат, с назначением на должность начальника штаба МПВО (местной противовоздушной обороны). Однако, несмотря на отсутствие диплома, вскоре его зачислили лаборантом, а потом и старшим химиком. Виктор получил возможность не только работать по специальности, но и заниматься наукой. 

В июле 1944 года Виктор Гродзинский был назначен начальником Медсанпрома - Главного Управления медико-санитарной промышленности Наркомздрава Латвийской ССР. Управление входило в состав правительственной группы, продвигавшейся в Латвию вплотную вслед за армией. К этому времени Виктора и Лиду уже связывали нежные чувства, и он предложил Лиде ехать с ним. Лида оставила любимую Москву и поехала в неведомую Латвию. 

Так мои родители оказались в Риге в октябре 1944 года. Первую ночь они провели в монументальном здании с колоннами на улице Кр.Валдемара 3 (сейчас это Министерство иностранных дел). Потом какое-то время Управление Медсанпрома и его сотрудники размещались в квартире дома, который сейчас относится к улице Кр. Валдемара, а в то время это была улица Шарлотес 17. Через пару месяцев родителям выделили квартиру, в которой мы прожили больше тридцати лет и которая была для нас родным домом. 

В 1947 году Медсанпром был ликвидирован и папа был назначен главным инженером завода “Фармазон”, который вскоре стал называться химфармзавод № 6, а потом “Кальцекс”. На этом заводе он проработал более 30 лет. Директора на заводе часто менялись и периодически их просто не было, папе приходилось наряду с работой главного инженера выполнять и директорские обязанности. Ему неоднократно предлагали стать директором, но он всегда отказывался, несмотря на то, что директорская зарплата была выше. Он был инженером, производственником, специалистом по ампульному производству. В то время почти все лекарства для инъекций выпускались в ампулах. Главного инженера Рижского химфармзавода знали и ценили не только в Латвии. Его называли “главным ампульщиком Советского Союза” и обращались за помощью, когда возникали проблемы. Одна из командировок была в 1970 году, когда разразилась эпидемия холеры и срочно понадобилось огромное количество солевых растворов. Папа выехал в Белгород, производство необходимых лекарств было налажено вовремя. 

Папин завод располагался на очень маленькой территории на улице Zaļa (Зеленая), а администрация находилась на перпендикулярной к ней улице Ķieģeļu (Кирпичная, впоследствии Мелнгайля). Вплотную к заводу примыкали жилые дома. Помню, как среди ночи у нас в квартире раздавались телефонные звонки, звонили жильцы соседних домов, разгневанные шумом. Ночные звонки бывали нередко, поводы были разные: на станцию Рига-товарная прибыли вагоны с дротом (исходный материал для изготовления ампул) и надо было срочно организовать его разгрузку, а иногда случались какие-то аварии в цехах. Производство наращивало обороты и не могло больше ютиться на старом месте. Хорошо помню, как папа ратовал за расширение, при его активном участии создавались нынешние корифеи фармацевтической промышленности - Grindeks и Olainfarm. 

На заводе было две лаборатории: одна для проверки продукции, вторая - экспериментальная, ее по статусу не должно было быть. Это было папино “детище”, здесь осваивали новые лекарства. Работа проходила в тесном сотрудничестве с Институтом органического синтеза Соломона Гиллера и кафедрой фармакологии Рижского мединститута. В экспериментальной лаборатории папа продолжал работать и после выхода на пенсию. У меня сохранилась одна статья, написанная папой - “Ускоренное определение срока годности инъекционных растворов в ампулах”. Понятно, что поделиться ею здесь невозможно, но мне бы хотелось дать представление о папином подходе к исследованиям. Мне кажется, это была действительно серьезная научная работа, причем не ради научной степени. Приведу лишь одну страницу и список литературы. 

Список литературы и страница из статьи "Ускоренное определение срока годности инъекционных растворов в ампулах".

Мысленно вижу папу дома, сидящим за письменным столом, он много работал дома. Главным его “орудием” была логарифмическая линейка, а для построений и чертежей обычно использовал миллиметровую бумагу. Логарифмических линеек у него было две. Одна - большая с покрытием, мне кажется, из слоновой кости - была на его письменном столе. Другая - маленькая, металлическая - всегда была в нагрудном кармане пиджака. Писал папа обычно зелеными чернилами. Почерк у него был легко читаемый с четкими округлыми буквами. Творческий подход проявлялся как в большом, так и в малом. Так, для отдыха он любил строить выкройки картонных коробок для ампул, стремясь, чтобы их было легко собирать и при этом не требовалось клея. 

Папина маленькая логарифмическая линейка и страничка из тезисов к докладу
"Рационализация производства - творческий процесс". 

Папа был прекрасным лектором и замечательным учителем. Жаль, но этот его талант не был реализован в должной мере. Его доклады, на какую бы тему они не делались, всегда были интересными, украшенными примерами из художественной литературы. В то же время он никогда не подавлял собеседника своей эрудицией, он умел не только говорить, но и слушать, давал советы, но никогда не поучал. Папа не давал готовых решений, казалось, что проблема решилась только оттого, что он тебя выслушал. 

Несколько маленьких штрихов к папиному портрету. Он всегда снимал шляпу, заходя в помещение. И еще - всегда  подавал маме пальто. Мне приятно вспоминать, что эту старомодную манеру перенял у моего отца мой муж, сельский хлопец. 

Рассказ о маме хочется начать с того, что она не умела себя делить, целиком отдаваясь тому, чем занималась в данное время. Когда мама работала, то порой это было в ущерб дому. Когда не работала, то полностью посвящала себя дому и семье. В Риге ее трудовая деятельность началась на кондитерских фабриках “Лайма” и “Узвара”, а с 1954 года она работала в Инспекции по качеству кондитерских изделий при Министерстве торговли ЛССР. Кондитерские изделия были маминой стихией и любовью. Она ратовала за их качество и была бескомпромиссным и неподкупным цензором. Даже не будучи на работе, мама, беря в руки шоколадную конфету, внимательно ее осматривала, потом разрезала, чтобы увидеть, достаточен ли слой шоколадного покрытия. Отличительной чертой моей мамы была очень высокая планка порядочности - мы с сестрой не съели ни одной конфеты, не купленной в магазине. Впоследствии, когда мама работала в Торговой Палате и принимала пароходные партии с апельсинами и другими заморскими фруктами, которые в то время были страшным дефицитом, для нее не могло быть и речи о том, что можно что-то принести домой. Домой попадали лишь остатки образцов, взятых в лабораторию на анализ. А вот среди этих образцов бывали и диковинки, которые мало кто видел. Так, мы в детстве не только знали, что такое какао-бобы, но и любили грызть их, копируя маму.  Было у нас и какао-масло, которое использовали при выпечке. До сих пор помню терпкую горечь, твердую структуру и очень своеобразное строение какао-бобов. 

Семядолей в какао-бобах ни одна и ни две, а несколько, они причудливых форм и сложены вместе, как пазл,  который скрепляется твердым стерженьком-гвоздиком. Если его вытянуть, боб разваливается. 

Вот какая история из маминой инспекторской деятельности мне запомнилась. На “Лайме” еще работали старые мастера, которые неукоснительно соблюдали положенные нормы. Их визитка в упаковке была гарантией качества и освобождала эту продукцию от контроля ОТК (отдел технического контроля). В то время очень популярной была карамель “Раковые шейки”, шоколадно-ореховая начинка этой конфеты многократно переслаивалась с карамельной массой. Чем больше было перетяжек, тем нежнее была конфета. Старые мастера, соблюдая технологию, делали вручную 32 перетяжки. Такая конфета, брошенная на кафельный пол, рассыпалась на мелкие кусочки. Однако процесс приготовления был долгим, и рабочие, стремясь к увеличению выработки, постепенно уменьшали количество перетяжек. Старики оказывались в невыгодном положении, у них выход продукции был значительно меньшим, соответственно меньше был и заработок. Один из ветеранов признался маме: “Мадам, я больше не могу вкладывать свою карточку. Если бросить такую конфету на пол, разобьется не конфета, а кафель.” 

Это фотография современная, лаймовские конфеты были розового цвета. Не говоря уже о том, чтобы использовать пальмовое масло вместо какао-масла.  

Была, пожалуй, одна привилегия, которую мама себе позволяла. В моем детстве торты не продавались в магазинах, фабрика “17 июня” (“Стабурадзе”) стала их выпускать значительно позже, купить торт тогда можно было только в кафе-кондитерских. Они не отличались разнообразием - бисквит с масляными розами. Покупали торт только по праздникам и достать его было нелегко. Так вот, мама имела возможность заказать торт у лучших в Риге кондитеров. А лучшим из лучших был мастер Александр Дабре, который работал сначала в кафе “Сигулда” (в то время оно находилось на углу Горького и Дзирнаву), а потом в кафе “Дайле”. Торты, которые Дабре делал для мамы, всегда отличались изысканностью как по вкусу, так и по оформлению. Он был очень признателен маме за ее высокую оценку его труда. 

Врезалось в мою детскую память благоговение, которое я испытывала от самого здания, в котором мама работала. Министерство торговли ЛССР, и в том числе Инспекция по качеству, располагалось в старом городе в доме на улице Смилшу 1 (сейчас здесь Министерство финансов). Внешний облик дома, просторный вестибюль и торжественная лестница казались мне необыкновенно величественными. С этим зданием связан и один яркий эпизод, врезавшийся в память. Не помню, с чем это было связано, но в Министерстве была устроена выставка японских товаров. Выставка была закрытой, только для работников министерства, а они могли привести своих домашних. Все экспонаты продавались, но до конца выставки оставались на стендах с фамилией того, кто купил. Глаза разбегались, мы таких красочных вещей никогда в жизни не видели и все хотелось иметь. Купили же несколько мелочей: дорожный несессер, синюю деревянную вазу с японским пейзажем (потом оказалось, что воду в нее наливать нельзя) и бамбуковый зонтик от солнца, которым, по-моему, ни разу не воспользовались. 

В 1957 году мама была вынуждена уйти из Инспекции, так как у нее не было диплома о высшем образовании. Это было очень обидно, так как техникум во Владивостоке, который мама закончила в 1928 году, на следующий год без особой корректировки программ был преобразован в институт. 

Последние десять лет мама проработала экспертом Латвийского отделения Всесоюзной Торговой Палаты. Это учреждение находилось на улице Кирова (Элизабетес), а потом переехало на второй этаж дома напротив “Сакты”, где потом была новая “Сигулда”. Но основная мамина работа проходила не в кабинете, а на экспертизах по месту прибытия партий товаров - в портах и на железнодорожной станции Рига-товарная (на улице Ханзас). Экспертиза заключалась в проверке количества и качества, для чего брались образцы в лабораторию. Разгрузка велась круглосуточно, так что приходилось работать и по ночам, а также выезжать в командировки в Лиепаю, Вентспилс, Калининград. 

Скрупулезное отношение мамы к работе не изменилось, она оставалась такой же педантичной и неподкупной. Однажды эксперт Гродзинская при приемке партии бразильского кофе опротестовала своим актом сертификат, выданный авторитетной швейцарской фирмой. Это был смелый шаг, маме рекомендовали отозвать свой акт, но она была уверена в своем заключении. Отбор образцов проводился очень тщательно и в строгом соответствии с инструкцией Продинторга, а анализы многократно повторили. Акт мама не отменила, образцы кофе были высланы в Москву. Продинторг оформил рекламацию швейцарской фирме. Фирма прислала свои извинения. 

Л.П.Гродзинская на приемке кофе в Рижском торговом порту. 

Завершением маминой трудовой деятельности стал доклад о кофе, сделанный ею на всесоюзном совещании в Риге в 1967 году. Огромное желание сделать эту работу всеобъемлющей, полезной и увлекательной для слушателя вылилось в два месяца упорного труда и бесконечных поисков. Папа был рядом, он помогал в поисках литературы, обработке цифр, составлении таблиц и диаграмм. В рижских библиотеках материал по кофе был очень скудный. Будучи в Москве, папа разыскал в Ленинской библиотеке фундаментальный труд - книгу WILLIAM H. UKERS, All About Coffe, Published in 1922. Он добился того, что книгу переслали в Латвийскую Государственную библиотеку и даже выдали на руки. В подготовке участвовала вся семья: папа переводил, моя сестра Таня редактировала, я же попросила своего однокурсника сделать фотографии из книги. Попутно мама сшила два новых костюма. Доклад был прочитан вдохновенно, и выглядела мама блестяще. 

Программа симпозиума по кофе. Мамин доклад был первым после вступительного слова. 

Л.П. Гродзинская представляет различные образцы кофе на симпозиуме. Рига, 1967.